«Принцесса Иллика» закричала, словно насмерть раненный зверь — страшно, надрывно, хрипя перегруженным сверх всяческих расчетов металлом. Толстые стекла рубки, способные, как уверяли нас, выдержать выпущенную в упор винтовочную пулю, разлетелись, словно обычное витринное стекло от удара булыжника, — и вслед за их осколками в рубку хлынул Тихий океан. Не весь, понятное дело, не целиком — а так, пара-тройка миллионов галлонов.
Меня подхватило, закружило, потащило, ударило... нет, сначала пару раз легонько приложило, а потом хряснуло по-настоящему. Так, что руки-ноги сразу решили — довольно с них надрываться, суматошно молотя по воде и всяким бултыхающимся в ней твердым предметам, лучше тихо-смирно полежать на полу, то бишь палубе... а еще вернее, на дне рубки. Голова, правда, следовать за ними не захотела, потому что, как запоздало осознала я, кто-то пытается сорвать с меня остатки скальпа.
— Дверь! — заорал прямо в лицо кто-то ярко-красноглазый, с белыми полосками клыков. — Надо.. — В этот миг мне в солнечное сплетение с маху врезалось что-то твердое и тяжелое.
Сознания я, впрочем, не потеряла — просто на несколько мгновений выпала из окружающей действительности. Впав же обратно, обнаружила, что уже держусь на воде вполне самостоятельно, без посторонней помощи... вернее сказать, сижу в ней. Сказывается, не так уж и много ее успело нахлестать. Рубка резко накренилась вправо, и меня тут же снесло вниз, к переборке, меланхолично прикидывавшей — не испробовать ли ей себя в роли дна? Здесь было глубже, можно было даже попытаться встать на ноги, но вот только палуба упорно ускользала из-под подошв. Бросив взгляд на уцелевшее стекло слева, я увидела, как давешняя водяная стена с бешеной скоростью уносится куда-то вверх. Очень, очень завораживающее зрелище. Я смотрела на него секунд пять, потом сообразила, что это не вода возносится в небо, а мы летим вниз, скользя по внешнему склону исполинского вала. Полет этот длился казалось, бесконечно. Мы падали, падали, падали и наконец упали!
Это был нокаут. Ударившись о подошву водяной горы, «Принцесса Иллика» не вскрикнула — она молча рванулась в жуткой судороге и начала обессиленно валиться на левый борт.
Все это — за вычетом оглушительного грохота в момент самого удара — происходило в тишине. Удивительной тишине. Первой моей мыслью было: «ну все, оглохла», и почти сразу же, словно для того, чтобы опровергнуть ее, из черной решетчатой блямбы на тумбе слева от штурвала раздался спокойный, отчетливый голос мистера Спаркса.
— Не знаю, в какие игры вам, ребята, вздумалось поиграть, — произнес он. — Но могу обрадовать — из-за них мы только что лишились одной машины. Правой, если это, — ворчливо добавил механик, — вам хоть сколько-нибудь интересно.
— Насколько... — вампир закашлялся, выхаркнув, как мне показалось, не меньше двух кварт воды. — Насколько серьезны повреждения?
— Вам перечислить по порядку или как? — ехидно осведомилась блямба.
— Мистер Спаркс! — рявкнул вампир.
Моим вниманием завладела тоненькая красная стрелка прибора, именовавшегося... ну да, креномером. Она ползла медленно... тридцать восемь... сорок , но и останавливаться не собиралась... сорок три... сорок пять.
— Во-первых, оборвало маслопровод...
— Спаркс! — дальше последовала длинная русская тирада, о смысле которой я могла лишь догадываться. Без особого, впрочем, мысленного напряжения догадываться. Сорок девять.
— Ладно, ладно. На самом деле все просто — машину сорвало с фундамента. Напрочь. Вот уж не думал, что это возможно сотворить без связки динамита, но факт налицо. Все, что могло погнуться, — погнулось, все остальное — разорвалось.
Стрелка замерла у деления пятьдесят два. Шесть или семь томительно долгих секунд пребывала в неподвижности, затем дрогнула и вначале медленно, а потом все быстрее и быстрее покатилась в обратном направлении.
— Что со второй машиной?
— Жива... пока. Правда, — сказал механик, — я еще не проверял гребной вал. После эдаких прыжков ничуть не удивлюсь, если он стал похож на, — ввернутое Спарксом словечко Старшей Речи было, видимо, созвучно по смыслу предпоследней фразе Рысьева, — старейшины.
— Ой. Йо. — Голос Криса звучал до нелепости буднично. — Глядите-ка, кто к нам в гости собирается.
Николай оглянулся — и снова начал произносить что-то длинное и очень-очень русское.
Эта волна прятаться не собиралась. Зачем? «Принцесса Иллика» сейчас была тяжело раненным зверем. Зверем, уже ощутившим дуновение, вкус и запах смерти, но все еще не сдающимся, еще пытающимся подняться, опереться на стремительно слабеющие лапы..
А охотник тем временем неторопливо разворачивает коня. Ему уже некуда торопиться и нет нужды прятаться от мутнеющего взора добычи. Осталось немного — один, последний удар, ломающий хребет, как сухую соломинку, и пустующая стена украсится долгожданным трофеем.
Волна не пряталась и не торопилась.
— Пресвятая Дева! — потрясенно выдохнула я, в последний миг придержав на кончике языка куда более крепкое выражение. — Она... большая...
— Большая, — Рысьев вращал штурвал так стремительно, что спицы сливались в сплошной туманный диск. — Скажете тоже... вон, под вашим правым локтем плавает бинокль — загляните в него, да получше, а то еще, чего доброго, вздумаете поименовать ее просто крупной. Да... самое время обещать свечку Николе Морскому... а вам, Бренда, вспоминать молитву для духа короля Эрика — это ведь он, кажется, мог направлять ветры в ту сторону, куда поворачивал козырек своей шапки?